Теоретически, что такое родина, мы знаем с букваря, а интуитивно – с маминого дыхания. Для каждого – своя, со своим характером и настроением, вкусом и запахом, списком хороших или плохих черт. Кто-то навещает ее с щемящей болью под ложечкой, кто-то – с детской радостью, а кого-то поездки на землю рождения колют беспорядочно и бестолково, как иголки выбрасываемой после новогодних праздников елки. Мой недавний визит в столицу России был сопровожден просьбой редактора сайта Русский Виннипег написать что-нибудь об увиденном там и услышанном. Ум отказывался даже думать о каком-то репортаже, а душа все-таки подспудно подмечала и нанизывала на себя, подобно ежику, детали, возможно, интересные для кого-то еще. Мнение иного путешественника будет всегда совсем другим, поэтому оговорюсь изначально, что никаких выводов и обобщений не делаю, а просто делюсь впечатлениями.
Пересев в Копенгагене на московский самолет, я тут же попала из неброского канадского стиля одежды в тотальное царство бросающей вызов моды: мужских кожаных остроносых ботинок, высоких женских сапог всяких расцветок, с мехами, стразами, пряжками, норковых шуб и полушубков всевозможных цветов, выделки и фасонов, кашемировых пальто и сверкающих лэйблов типа D&G, Gucci или пары зеркальных полуколечек Шанель. Плюс - неизменный яркий макияж на женских лицах и множество искусственно созданных  блондинок. По дороге из Копенгагена в Москву пассажиры все же вели себя не торопясь, ожидая, пропуская пассажира, шествующего впереди в салоне при посадке и размещающего ручную кладь, и такое же терпение проявлялось при прилете и выходе из салона самолета: впереди сидящий пассажир достойно использовал свое право на сбор своих сумок и выход без подталкивания и подрезания пассажирами, летевшими сзади. Совершенно иная картина наблюдалась при обратном полете из Москвы во Франкфурт. В аэропорту посадочная стойка атаковалась, как будто самолет мог улететь только с первыми пассажирами. Позже эта спешка получила объяснение – тем, кто входил в салон самолета в числе неторопящихся последних, не досталось места в верхних отсеках для ручной клади. Первые, видимо, думали только о своем комфорте и заняли все пространство, предназначенное для всех пассажиров, своими сумками, пальто и пакетами с duty free товарами, из-за чего непервым пассажирам пришлось запихивать свой скарб под сиденья. После того, как самолет коснулся земли, пассажиры повскакивали с мест и, как только выход был разрешен, ринулись, не пропуская тех, кто сидел впереди и имеющих право выйти первыми. Меня, стоя ожидающую выхода у своего места рядом с проходом, просто отпихивали сумками и телами и не давали возможности выйти. Эта бессмысленная спешка всего на всего вознаградила первых спешащих ожиданием всех остальных пассажиров в автобусе, который потом доставил и тех, и других в аэропорт в одно и то же время.
Вообще, ощущение бестолковой суеты и беготни в угоду своему «Я» царит в нынешней российской столичной жизни, на мой взгляд. Думы о другом человеке, наверное, присутствуют, но только о своем «другом», будь он родственник, друг или сослуживец. Остальные – враги, соперники, конкуренты, у которых надо вырывать свой лакомый кусок, чтобы им не достался. В метро в час пик, увидев местечко между двух худеньких девушек на лавке, предназначенной для трех пассажиров, вежливо спросила, можно ли сесть, и, не услышав ответа, буквально втиснула свою небольшую массу между совершенно несдвинувшихся дам. У обеих по сторонам было свободное пространство, чтобы подвинуться и сделать удобно «другому», но вместо этого мне пришлось вжаться, поднять плечи и скрестить руки, чтобы сделаться еще уже. Только через минут 5-10 обе осознали нелепость своего упрямства, потому как буквально прилипли ко мне, и по очереди расселись в стороны, после чего я смогла дышать.
Улыбки до сих пор не живут в российской толпе. Скорее царствует какая-то напускная серьезность и самозначимость, мол, смотрите, «Я – личность, не то что там всякие». Подрезать прохожих при входе в магазин или в любое учреждение – нормальное дело. Толкать, задевать без извинений – тоже. Проходить прямо перед носом покупателя, изучающего витрину, и опять-таки без извинений – тоже в порядке вещей.
Продавцы, как правило, говорят с покупателем повышенным тоном или тоном, нежелающим вообще покупательских денег. «Вы не отрежите мне грамм триста сыра сулугуни, не знаю, сколько это на вид, может, половинка или треть этого сырного круга?» - интересуюсь вежливо. «По трети не отрезаем», - голосом, не терпящим продолжения, рапортует продавщица. «Хорошо, тогда мне половинку отрежьте, пожалуйста.» «152 рубля». Даю ей две сотни и 2 рубля монеткой. «Не надо мне вашей мелочи!» - рявкает продавщица. – «У меня самой ее вагон!» и отсыпает мне 48 рублей одними монетами.
В промтоварах к покупателю проявлен интерес, пока его действия выражают возможность покупки. Если после примерки товар остается некупленным, продавец забирает его, не глядя на покупателя и всем видом выражая недовольство. Цены на промышленные товары – воистину заоблачные. Для виннипежца потратить, к примеру, на куртку сто долларов кажется весьма весомой покупкой. Там самые дешевые куртки китайского производства начинаются с 250 долларов. Сапоги – с двухсот долларов. Модные брэндовые куртки, за которые в Виннипеге, могут попросить 500 долларов, как, например, за куртку итальянской фирмы «Miss Sixty», шокировали мой глаз цифрами 25000 рублей, за кожаную – 58000 рублей. Через неделю к этому привыкаешь, доллар как-то незаметно теряет прежний вес, и ты легко расстаешься с двумя или тремя сотнями зеленых за то, что в Виннипеге купил бы в 3 раза дешевле.       
Ступени и крылечки у магазинов и супермаркетов сделаны из мрамора или гладкой плитки, что делает их чрезвычайно опасными особенно в зимнее время. Моя подруга упала на моих глазах и разбила профессиональную камеру Canon, лежавшую в ее сумке без чехла. На мое предложение пойти сразу к администрации магазина и потребовать возмещение ущерба, она только улыбнулаь, напомнив мне в очередной раз, что я не в Канаде.
Россия – страна, в которой жить без мобильного телефона невозможно. С ними и стар, и млад. Трещат постоянно и всюду. Трубка в одной руке, в другой сумка или что-то еще. Мне сразу же сунули телефон на время визита, с удивлением узнав, что у меня его в поездке нет: Как? Разве можно? Как тебя найти без телефона? и прочее. Я согласилась, и через час стала послушным пользователем этой российской традиции. Но там иначе нельзя – в том людском океане и бешеном ритме жизни.
О том, что в России клиент всегда не прав, напомнило мне мое вынужденное столкновение с нотариусом. Ее секретарь принес ей на стол мой документ на заверение и документ другого клиента, которого в тот момент не было в офисе. Нотариус почему-то стала заниматься вторым документом, обсуждая его детали с секретарем, в то время как я, живой клиент, сидела перед нею в полном цейтноте, за что платила за нотариальную услугу по срочному тарифу. На мою очень вежливую и тихую ремарку «Вы не могли бы заверить мой документ сначала – я очень тороплюсь, мой самолет через 4 часа», нотариус, не взглянув на меня, бросила секретарю: «Никогда не иди у НИХ на поводу», подразумевая под «НИХ» клиентов.
Сколько раз на меня орали в разных мелких госконторах, даже не удосужившись понять, зачем я пришла, - не хочется вспоминать. Меня не слушали, не слышали, а кричали какую-то свою правду и гнали словами: «Все, идите, ничего не знаем, вот будет завтра начальник – к нему и обращайтесь. Все, сказала! Идите! Следующий!». Российский заграничный паспорт (не говоря уже о канадском) вызывал недоумение, еще большую озлобленность и удвоенное нежелание помочь. «Что вы мне показываете? Я сказала дайте паспорт. Читать умеете? Это – НЕ документ для нас!», хотя на инструкциях на стенах было просто сказано «Все справки выдаются по предъявлению паспорта», без уточнения, какого именно.
Открытый, дикий национализм среди россиян к людям с более темной кожей и черными волосами пронзил меня наскозь. Слова «черномазый», «черножопый», «негр» звучали отовсюду из уст знакомых и незнакомцев: «Понаехали в Москву. Все работы у наших отобрали. Селятся по 10 человек в квартирах, да еще своим семьям деньги шлют.». Я тут же думала о нас, канадских иммигрантах, о которых коренные канадцы должны, наверное, также думать, и проговаривала эту мысль вслух, что вызывало смятение среди моих собеседников. На третий день поездки я искала контору. Забрела во дворы и спрашиваю дворника, похожего на дагестанца или туркмена. Он начал очень дружелюбно помогать мне своими объяснениями как и куда пройти. Внезапно прохожий, прилично одетый мужчина, лет 60-ти, кричит дворнику: «Ты, что, чурка, лезешь даме объяснять?». И тут же ко мне иным голосом: «Девушка, я вам сейчас все объясню. Что этот черномазый может знать? Вы посмотрите на него!» Я так в молчаливом оцепенении и осталась стоять. А двоник продолжил молча убирать снег.  
Телевидение – особая тема. Канадская манера беседовать не перебивая и до конца выслушивая другого, стреляла в голове до боли, когда в перекрикиваниях и орах российских дискуссионных ТВ передач мое сознание приходило в стопор от шока, вызванного наблюдением того беснующегося Вавилона. Похлеще Ниагары шквалом падающая на мои уши российская поп музыка, обряженная почти в негляже или кричащие одеяния, неразличимая и часто построенная на нотах западных хитов, переплетенная бомондными сплетнями и искрящаяся историями о миллионных доходах и московских жилищных приобретениях поп див и дивунов, вызывала один вопрос в моей голове: А где ЧЕЛОВЕК в этом искусственном карнавале? потому как Человек с Человеческой душой и Человеческим отношением к другому Человеку не может петь «Ненакрашенная Страшная» и не может хлопать в восторге таким строкам. Что это как не вакханалия или нескончаемо пьяная тусовка с мордой в салате?
Но Человеки все же встречались за время поездки – искренние, добрые, глубокие, в не кричащих одеждах, без пудов косметики и краски, интересные и интересующиеся жизнью на континенте, «где ходят вверх ногами», любящие страну, где они и мы родились, верящие в отлив той перестроечной пены, что покрыла почти всю чистую воду русской жизни и культуры. Всякий раз возвращаясь в Виннипег после какой-либо поездки, еще больше осознаю неброскую красоту этого города, которая живет в его размеренности, невыпендрежности, простоте и дружелюбии. На вопрос канадца, что я тут делаю после жизни в Москве, с улыбкой отвечаю: «Отдыхаю, следовательно, живу.» (Лара)