Неизвестный приземлился на частном самолете в резервацию Pauingassi, этот факт очень
насторожил полицейский патруль. Дело в том, что в поселении индейцев действует сухой закон, за соблюдением которого неустанно следит полиция. Самолет - не иголка, в стоге сена не утаишь. Смельчака быстро повязали, найдя в самолетике 232 бутылки алкоголя и 10 кг дрожжей. Манитобский Аль Капоне хотел лишь малость, свой товар он мог сбыть за 36 тысяч долларов, минус расходы на транспортировку и стоимость алкоголя и дрожжей. Да, канули в прошлое лихие годы американского сухого закона.
Молодые волчата сбивались в стаи. Рецепт был везде один и тот же. Пена дна Нью-Йорка, Бостона или Чикаго, ирландская, итальянская или еврейская беднота занималась грабежами, разбоями, собирали дань с местных торговцев. Отношения выяснялись в основном с помощью пистолета, кастета или ножа. Те, кто прошли вводный курс в самой крутой из суровых школ получали среднее образование на задних дворах, подвалах, крышах, уличных толкучках,, речных берегах и сточных канавах. Они странствовали по лабиринту улиц, как африканские охотники выслеживающие крупную дичь, они впитывали любую информацию и нарывались на всевозможные неприятности. Любимым оружием были маленькие свинцовые дубинки - ими хорошо было глушить добропорядочных граждан на темных узких улочках.
"Сухой закон" явился для них подарком судьбы. Первой сориентировалась в новой ситуации и сумела оценить открывающиеся перспективы именно преступность. Оценила и сумела наметить свои первоначальные шаги в грядущих новых условиях. Когда они стали реальностью, бандитские организации приступили к незамедлительным действиям.
Спрос на спиртное был огромен. В некоторых штатах поправку не ратифицировавших, некоторое время виски можно было получить легально: по рецепту врача, выписывавшего алкоголь "в медицинских целях". В аптеках тут же выстроились огромные очереди из "больных". Прилавки с лекарствами оставались нетронутыми, но маленькие бутылочки с заветной жидкостью расходились лучше мороженного в июльский день. Уже через год, в 1921, потребление виски подскочило до миллиона галлонов (3,8 млн. литров) в год.
Владельцы баров, клубов и подобных заведений поняли, что им грозит беда - какой идиот будет запивать горячие спагетти или жирное рагу стаканом молока. Умные головы немедленно нашли выход - в барах появились задние комнаты, в которых по требованию публики наливали "горячий чай" из чайников. Там где удавалось договориться с полицией открывались полулегальные бары, получившие название "спикизи" (от англ. "speak easy"- говорите не напрягаясь) или "шепотушки" - заказы там делали шепотом. Там где с полицией договориться не удавалось бары открывались тайно. Помимо словечка "speakeasy" английский язык обогатился также словечками "bootlegger" - контрабандист, доставляющий выпивку, и "booze" - дешевое крепкое пойло. (Любопытно, что в СССР долго ходила легенда, согласно которой последнее вошло и в русский язык под названием "буза", откуда появилось понятие "бузотерить", "бузить").
Число кабаков росло как грибы после дождя. В Нью-Йорке по самым разным оценкам их было от шестидесяти до ста тысяч. В Чикаго, по словам чиновника из мэрии их было всего 10.000, но в реальности раза в четыре больше. Даже на Среднем Западе - самом "сухом" регионе - появлялись "слепые свиньи", "шок-домики" и "пивные крышки". Клиентура была самая разнообразная: адвокаты и каменщики бок о бок стояли у стойки бара в ожидании стаканчика картофельного самогона, выдаваемого за виски 4-х летней выдержки или "марочного благородного вина", которому от роду было пара месяцев.
Настроение нации постепенно переходило от шизофренического к истерическому - пить хотели все! Потребление алкоголя было теперь актом незаконным. Именно это придавало ему особую остроту - добропорядочному американцу иногда страсть как хотелось нарушить закон, но чтобы безо всяких там суровых последствий. Школьники, которые раньше не уделяли пристального внимания горячительному, как с цепи сорвались: не попробовал тайком джина - слабак и маменькин сынок, вали отсюда. Число арестов за нарушение "сухого закона" росло - до 75.000 в год. Но американцев это не останавливало. Девиз "Пили, пьем и будем пить" подхватывался во всех "шепотушках". Лучшим подарком стала плоская, чуть изогнутая фляжка - ее удобно было носить за голенищем сапога или в заднем кармане. А лучшей музыкой стал джаз. На музыкальный рынок выбрасывались танцы "чарльстон", "линди-хоп", "свинг" - и американки сходили с ума по модным веяниям. Корсеты были отброшены: в моду вошли свободные платья и водолазки. Разгорячившись спиртным, молодежь лихо отплясывала под звуки диксиленда.
20-е годы вошли в историю как "эра свинга". Было и другое название - "Roaring Twenties", "Ревущие двадцатые". Это было громкое десятилетие, громкое в буквальном смысле этого слова. Ревели оркестры, ревели полицейские сирены, грохотали выстрелы, кричали жертвы - музыкальный фон у эпохи был еще тот. Естественно что отдельные упертые фарисеи стоящие у власти тут же попытались джаз запретить. В некоторых городах Среднего запада джаз "как порождение дьявола и суть порока и разврата" был категорически запрещен к исполнению в общественных местах. "Делов-то…" - ухмыльнулись музыканты и убрались с улиц в "шепотушки". Джаз превратился в символ, он был для души тем же чем виски для тела.
Меж тем нация взалкала. Конечно, наиболее головастые из бандитов предполагали, что спрос на выпивку подскочит, но не предполагали насколько подскочит. Начали открываться подпольные винокурни и пивоварни. О просто прибыли речь не шла - в ходу было понятие "сверхприбыль". Скоро между подпольными производителями возникла самая настоящая конкурентная борьба. Делились рынки сбыта и громились предприятия и склады готовой продукции конкурентов, захватывались и уничтожались грузовики, развозившие товар по своим питейным заведениям, и все это сопровождалось стрельбой, взрывами гранат и неизменными убийствами. Молодая шпана бравшая на гоп-стоп мелкие лавочки почуяла запах больших денег. Им хотелось носить дорогие костюмы, курить дорогие сигары и ездить в дорогих автомобилях. Старшее поколение гангстеров уступать дорогу не стремилось. И началась лихая гангстерская война.
В эпоху джаза, когда тон в музыке задавали оркестры-диксиленды, ритм в музыке держало банджо. На улицах ритм держало свое "банджо" - пистолет-пулемет Томпсона, красивая игрушка под пистолетный патрон, две рукоятки и большой дисковый магазин. Бил неприцельно, но кучно, что от него и требовалось. Едва появившись на рынке "банджо" стало любимым инструментов ребят в мягких фетровых шляпах. Редкая ночь в больших городах обходилась без аккомпанемента выстрелов. Улицы стали полем боя. Взрывались автомашины, горели склады, из проезжавшего по улице автомобиля раздавалось бешеное стаккато автоматов и витрина бара рассыпалась в стеклянное крошево, а несговорчивый владелец получал тяжелейшее свинцовое отравление и умирал, не успев ничего понять. А потом газеты писали о пышных похоронах "уважаемых" членов общества, иногда "забывая" упомянуть о том, что в недавнем прошлом они были рыцарями темных ночных переулков.
Контрабанда спиртного из-за рубежа приняла фантастические масштабы. Охрана морских границ оставляла желать лучшего: береговая охрана физически не справлялась с армадой бутлеггеров. Лихие ребята останавливались у 3-мильной границы внутренних вод, которую стража не имела права нарушать, перегружали ящики с контрабандой на быстроходные бесшумные катера и растворялись в ночи. Горячительное перегружалось на грузовики "Speed Wagon", а дальше проследить их путь было невозможно. Из стран Карибского бассейна ввозился ром, через Великие озера, из Канады приплывали джин и виски. Тайные тропы были освоены "деловыми ребятами" за считанные недели, такие дороги назывались "горячими". Ставки были огромными, а потери компенсировались с лихвой - речь шла о состояниях. Банальная бутылка виски, приобретенная за пределами США максимум за 15 долларов, приносила 70-80 долларов чистой прибыли. Конечно, что-то перехватывала береговая охрана или таможня, однако конфискованные партии напитков, попадавшие на склады, бесследно исчезали оттуда в неизвестном направлении, разыскивать их никто даже не пытался.
Однако после оснащения береговой охраны быстроходными катерами с мощным вооружением такая доставка стала чреватой. Тогда бутлеггеры, просчитав варианты, смекнули, что уйти от закона можно и посуху, и это будет даже дешевле - исключаются промежуточные перегрузки. Окольными тропами караваны пошли по всей стране. Методы были просты: если начальник полиции не покупался за деньги, то он покупался за очень большие деньги. Далее колоннам давалась зеленая улица. Полицейские, получив свою долю, отворачивались и смотрели в другую сторону, в то время как мимо них проплывали грузовики с "отборным и качественным семенным зерном", за рулем, которых сидели суровые парни с бычьими загривками, а под сиденьем лежал автомат .
Пресловутое "социальное расслоение" общества показало свои острые зубки. Богатые богатели, а бедные соответственно беднели. Понятие "коррупция" стало привычной частью пейзажа, как дождик или осенний листопад. Слова "честный политик" и "честный полицейский" вызывали хохот - о, да, это был популярный анекдот. "Честный" значило либо "дурак, которому не дают взяток", либо "интересно, за сколько его можно купить". А небогатые американцы, у которых не было денег, чтобы купить приличный джин или виски вовсю дули суррогаты, делавшиеся в задних комнатах бедных кварталов. Как результат - выросла смертность, увеличилось количество психических заболеваний, самоубийств и автокатастроф. На другом полюсе гангстеры и продажные чиновники немыслимо обогащались в мутных реках самопального алкоголя.
В итоге закон превратился в профанацию. Только ленивый не пытался обойти запрет на алкоголь. Несмотря на отчаянные попытки властей пресечь контрабанду, усилия завершались пшиком. Гигантские затраты на облавы и засады на границах, введение новых "прогрессивных" методов работы вроде внедрения в банду сотрудников полиции, пропаганда обществ борьбы за трезвость - с таким же успехом можно было стрелять горошинками в стену. И за эти несколько лет Америка получила главный приз в борьбе со здравым смыслом - мощную, хорошо организованную и богатую преступность. Именно в 20-е годы небольшие банды превратились в синдикаты, которые ворочали миллионами и пачками скупали полицейских чинов, профсоюзных деятелей и политиков.
Родиной и столицей организованных преступных синдикатов стал Чикаго. В эту гангстерскую Мекку Америки ринулись толпы матерых уголовников, почуявших запах больших денег в новом бизнесе. Вместе с ними рванули и новички, жаждавшие урвать свою долю. Они предлагали свои услуги тогдашним королям преступного мира - Хайме Вайссу, Дайону О'Бэниону, Багсу Морану и другим.
При желании каждый из них мог бы создать небольшую армию, но в этом не было необходимости - разовые исполнители всегда находились под рукой. Проблемы решала единственная очередь из автомата или метко брошенная граната. Но дело было не только и не столько в этом. "Большие боссы" еще не вышли на тот уровень, когда благодаря огромным деньгам можно было попасть в политику или во власть. Даже в те беззаконные времена это было невозможно. Зато было возможно другое - покупать уже состоявшихся политиков, чиновников и полицейских. И вот тогда, преступность, политика и власть начали превращаться в неразделимое понятие.
Если в Нью-Йорке тихий ужас вызывали имена Лакки Лючано, Вито Дженовезе, Меира Лански и Багси Сигала, то в Чикаго в конечном итоге всех затмила фигура "Человека со шрамом" - Альфонса Капоне, которого звали просто Аль. Сын иммигранта-итальянца, державшего в Нью-Йорке парикмахерскую, прошел стандартные университеты уличной шпаны: брошенная школа, молодежная банда, разбой, налеты. Позже он приглянулся одному из авторитетов Восточного побережья - Джонни Торрио, человеку жесткому и умному, делавшему ставку не на тупых громил, а на установление связей с нужными людьми и связи с легальным бизнесом. После того как в 1920 Торрио перебрался в Чикаго, Капоне увязался за ним. В Чикаго делались большие деньги и пропивались состояния, на корню было скуплено все что можно было купить, а закон и порядок поддерживался с помощью автоматов "Томпсон". Для местных жителей кровь была не в диковинку - в Чикаго были крупнейшие в стране скотобойни. С приходом гангстеров кровь появилась и на улицах. Чикагские "братки" среднего звена или capo - босс, как их называли, не боялись никого и ничего, и любили шик. Когда по улице проезжал "Паккард" или "Линкольн" с открытым верхом - пацанва засматривалась, понимая, что их родителям такая машина не светит. Но позже от кабриолетов пришлось отказаться - из них конечно было жуть как удобно поливать свинцом на ходу, но и сидящих в ней можно было уложить одной гранатой. Кабриолет Джона Торрио, ставшего в Чикаго главным, capo di tutti capi - боссом всех боссов - был обстрелян. Сделали это люди "пивного короля" Чикаго, Хайме Вайса, в порядке мести за гибель Дайона О'Бэниона - того положили за упрямство по приказу Торрио, в тот момент когда Дайон выходил из цветочного магазина.
Торрио получил 3 пули в грудь и еле выкарабкался. Поняв что надо отходить от дел, своим преемником он назвал Капоне. Теперь он стал одним из боссов мафии, единственный за всю историю не сицилиец. "Коричневый" (так его звали за пристрастие к коричневым костюмам) Капоне повел дело железной рукой. Несговорчивые конкуренты, вроде ирландца Джимми Салливана, безжалостно уничтожались - Салливана расстреляли из автомобиля, когда он выходил из церкви. Банду О'Бэниона выжгли. Вайсу пришлось потесниться. Скоро целые районы Чикаго превратились в феодальные уделы нового барона. Только по полицейским сводкам за год в Чикаго погибло более 500 гангстеров.
Годовой доход Капоне достигал $60 млн., а "личная армия" насчитывала около 700 человек. Он ездил на специально заказанном "Кадиллаке", оборудованном полуторадюймовыми пуленепробиваемыми стеклами и специальной броней, машинка весила больше четырех тонн, а двигатель с объемом 7, 1 л и мощностью более 200 лс делал его абсолютно недоступным для полиции. Стоила такая игрушка 30 тысяч долларов - при этом, считавшийся безумно дорогим "Дюзенберг" стоил 13 тысяч. Официально Капоне представлялся торговцем мебелью, но в это мало кто верил. Все знали, кто в городе хозяин.
Постепенно Капоне наглел все больше. Попытка провести своих людей в городское собрание, убивая, подкупая и похищая конкурентов, и захватывая урны, взбесила уже лично мэра. Переодевшись в штатское, полицейские прямо на избирательном участке из автоматов изрешетили его брата Фрэнка Капоне. Формально все было в порядке: это был чистый случай самообороны. Капоне устроил брату роскошные похороны, и объявил чикагской полиции вендетту: в городе началась война между гангстерами и полицией.
Меж тем не забывал он и о конкурентах. Самым громким его преступлением потрясшим Америку стала "бойня в День святого Валентина", спасибо прессе и кино, описанная в мельчайших подробностях. 14 февраля 1929 года, переодетые полицейскими люди Капоне "арестовали" средь бела дня ничего не подозревавших семерых бандитов из соперничавшей банды Багса Морана, завели их в их же собственный склад и хладнокровно расстреляли. Жертвы не сомневались, что это полицейский рейд и поэтому спокойно встали лицом к стене и подняли руки.
Кто разобрался с людьми Морана было понятно даже ребенку. Но у "Коричневого" было алиби и поэтому арестовать его было затруднительно. После этой разборки о Капоне писали все издания. В итоге это вышло ему боком - им заинтересовался президент Герберт Гувер. На совещании в Белом Доме Гувер прямо отдал приказ всем службам: "Я хочу, чтобы этот парень оказался в тюрьме".
Он и оказался. Капоне не смогли связать с многочисленными убийствами, и удар был нанесен с другой стороны. Еще в 1927 году, при рассмотрении в Верховном суде США дела о контрабанде спиртным судья неожиданно поставил в вину подсудимому то, что он не указал в налоговой декларации доходы, полученные от своего нелегального бизнеса. На первый взгляд решение было странным и вступало в противоречие с Пятой Поправкой Конституции ("Никто не обязан свидетельствовать против себя"), однако суд доказал, что противоречия здесь нет: по закону граждане США обязаны платить налоги абсолютно со всех видов дохода, неважно каким образом полученного. Если счет в банке увеличился - будь любезен, заплати. И в отличие от полиции, ФБР и прокуратуры, налоговиков источники доходов не интересуют - их интересует уплачен ли налог.
Капоне еще не знал, что попал между молотом и наковальней: заплатишь все положенные налоги, даже те что по нелегальной коммерческой деятельности, - налоговики отстанут, но тут же заинтересуется ФБР. Станешь помалкивать о нелегальном бизнесе - отстанет ФБР, но налоговая полиция тщательно проверит банковские счета и траты. И если что - ждите повестки, уже по налоговым делам. Большинство американцев не верило, что человека можно осудить за неуплату налогов с доходов от нелегального бизнеса. Оказалось, можно.
Дело Капоне сумели довести до суда. 16 июня 1931 года Капоне выслушал обвинение в неуплате налогов и нарушении сухого закона, а за это ему грозило 30 лет тюрьмы. Во время предварительного слушания люди Капоне старались подкупить присяжных и им это удалось. Но судья совершил беспрецедентный поступок: он отправил на соседнее слушание весь суд присяжных в полном составе, а тамошних присяжных доставил в зал данного суда - тоже в полном комплекте. Защита Капоне была в шоке: новых присяжных никто не знал, и с ними не "работали".
17 октября 1931 года вердикт был вынесен: виновен по нескольким пунктам обвинения в неуплате налогов. Капоне был приговорен к 11 годам федеральной тюрьмы и штрафу в $50 тыс. Кроме того, он был обязан возместить судебные издержки (около восьми тысяч долларов) и возвратить в казну неуплаченные налоги: $215 тыс. с набежавшими процентами.
Он провел в заключении семь с половиной лет и был досрочно освобожден: его застарелый недолеченый сифилис дал о себе знать и Капоне частично парализовало. После освобождения ему сделали операцию на мозге, но это мало помогло. О возвращении в Чикаго речь не шла: былые заслуги не в счет, подросло новое поколение гангстеров, да и здоровье было не ахти.
Дело Капоне, освещаемое лучшими перьями американской журналистики, дало новый толчок движению за отмену сухого закона. Америка начинала уставать от гангстерских войн.
29 октября 1929 рванул "черный вторник". За крахом Нью-йоркской Фондовой Биржи экономический хаос распространился по Америке со скоростью пожара в прерии. Люди выбрасывались из окон, стрелялись и вешались, компании стоившие еще недавно миллионы едва уходили за десятки тысяч. Гувер безуспешно пытался заверить нацию, что экономика прочна как никогда - все было напрасно. Безработица подскочила, фразой года (а позже и десятилетия) стала: "Браток, 10 центов не будет?". Параллельно начала расти и преступность.
К 10-летию введения "сухого закона" более 40% американцев поддерживало отмену 18-й поправки. Комиссия прокурора Уикершэма представила президенту доклад, в котором указывалось, что уровень преступности за десятилетие в стране резко подскочил. Гувер отказался от отмены: "Сухой закон - это эксперимент долгосрочный и благородный". На грядущих президентских выборах Гувер понял, что благородный эксперимент уже не находит отклика в душах американцев. Но было поздно. 50-летний демократ Франклин Рузвельт помимо "Нового Курса" пообещал американцам отмену "сухого закона". Аналогичные обещания Гувера энтузиазма не встретили - где ж ты раньше был, дорогой...
В 1933 году случились 3 события, в итоге оказавшие влияние на ход американской истории. В январе к власти в Германии пришел популярный канцлер Адольф Гитлер, на что большинство американцев прореагировали вяло: это имя им ничего не говорило. В ноябре того же года Америка официально признала СССР, но среднему американцу опять же было ни жарко, ни холодно от этого. И тогда же штат Юта, стал 35-м штатом, ратифицировавшим 21-ю поправку к Конституции, полностью отменявшую "сухой закон" - вот тут Америку от радости затрясло!
Рузвельт в своем обращении к нации по поводу отмены "сухого закона" призвал американцев "проявить умеренность и воздержанность". "Конечно", - ответила нация, подпрыгивая от нетерпения. В ночь с 5 на 6 декабря американцы выпили только пива 180 млн. литров. Сколько было выпито виски и джина никто не подсчитывал. Большая часть Америки была в восторге, меньшая часть погрузилась в траур: попытка построить здоровое трезвое общество провалилась, нации самой доверили право отравлять себя "опьяняющими спиртами".
В целом итог "золотого сухого десятилетия" оказался малоутешительным. Миллионы долларов, которые могли попасть в казначейство в виде налогов уплыли к бутлеггерам. В стране образовалась огромная армия полицейских, ежегодно пожиравшая $300 млн., но так и не справлявшаяся с преступностью. Попытка аграрной фундаментальной Америки привить свои моральные стандарты урбанистическому обществу, для которого в числе неотъемлемых прав стояло право на выпивку, с грохотом провалилась. И самое главное - это десятилетие подарило Америке спаянную, крепкую, закаленную в боях и дивно богатую преступность. Мелкие уличные банды превратились в большие отлаженные группировки, ворочавшие огромными деньгами, которые надо было вкладывать в новые отрасли -серьезный легальный бизнес, индустрию развлечений и самое главное политику. Их ждало большое будущее.
А две главных фигуры эпохи "сухого закона" по иронии судьбы ушли из жизни вместе. Аль Капоне, человек, которого этот закон сначала озолотил, сделал живой легендой, а затем привел к бесславному концу, умер 25 января 1947 года. Заваривший самую мощную в истории Америки кашу, конгрессмен Эндрю Уолстед, автор 18-й поправки, умер неделей раньше.