Далеко-далеко, на самом севере канадской провинции Манитоба, у берега Гудзонова залива Северного Ледовитого океана, стоит Единственный в Канаде арктический порт – город Черчилль. Хотя, по-честному, не так уж и далеко-далеко, просто добраться не просто. Как и до многих канадских северных городов, до города Черчилль не ведёт ни одной автодороги, ни асфальтированного шоссе, ни даже грунтовки, ни зимней дороги, по которой можно было бы проехать только зимой, когда реки и озёра замерзают. В город Черчилль можно добраться только лишь на самолёте или на поезде. В маленький  городской аэропорт прилетают только маленькие частные самолёты: около 1000 долларов в каждую сторону за краткий перелёт от столичного города Виннипега. Плацкартный вагон же стоит ещё дороже и идёт не много, не мало, а 45 часов.
Как известно, железная дорога занимает важное место в жизни каждого канадца. Например, летом этого года сотрудники железной дороги надолго забастовали, после чего большинство канадцев и узнали из новостей о том, что в их стране вообще есть железная дорога.

Я не миллионер и позволить себе ни самолёт, ни поезд я не мог. Но есть одна хитрость. Кроме плацкарта, единственный пассажирский поезд курсирующий по маршруту Виннипег-Черчилль тащит два обыкновенных сидячих вагона, как в подмосковной электричке. Билет в сидячий вагон – всего около чётырёх сотен за туда-и-обратно. Если 4 ночи на неудобном кресле без сна под громыхание колёс не противоречат вашему чувству комфорта, то добро пожаловать.

Зачем же вообще ехать в Черчилль? Грязный, полуразрушенный, мрачный, холодный и одинокий городок Черчилль называют мировой столицей полярных медведей. Миша полярный, самый крупный и опасный для человека наземный хищник, большую часть жизни проводит на льдах северного ледовитого океана. Собственно на северном полюсе полярные медведи, кстати, и не живут, так как на северном полюсе нечего есть. Белые медведи удивительно точно приспособлены к своей среде обитания – тонкому льду по краям Арктики. Шерсть белого медведя на самом деле не белая, а прозрачная, что позволяет ему казаться белоснежным на снегу и серым на камнях, а абсолютно чёрная кожа под такой шерстью позволяет медведю буквально впитывать в себя все редкие лучи солнца.

В отличие от бурого медведя, полярный медведь практически не может есть травы и ягоды. Огромный (самцы полярного медведя достигают 800 килограмм веса, как моя машина), на суше медведь медленнее и неповоротливее почти любого другого животного кроме человека. Совсем другое дело на льду. Подушечки лап полярного медведя уникально среди всех млекопитающих покрыты шерстью и позволяют ему передвигаться по льду с необычайной точностью и лёгкостью. Более чем за километр полярный медведь чует тюленье дыхание в воде за метровым слоем льда и снега.

Всего в мире сейчас осталось между 25 и 30 тысяч полярных медведей, крайне мало для вида. Около 15 тысяч из них живёт на территориях Канады. Около 10 тысяч из последних – на льдах залива Гудзон. По своему желанию медведи сходят на землю только ради рождения детей: беременные самки строят специальные "родильные берлоги". Эти родильные места медведей существуют сейчас только в трёх точках земного шара: на острове Врангель в России, на земле Конг Карлс в Норвегии и рядом с городом Черчилль в Канаде.

Вторая причина, почему полярные медведи сходят на берег уникальная для мишек залива Гудзон. К середине лета лёд залива окончательно ломается и мишкам приходится сойти на берег в ожидании конца осени, когда залив снова замёрзнет. Необходимое условие выживания в суровом климате Арктики: полярные медведи могут в любой момент замедлять свой метаболизм на 70 процентов, впадать в полуспячку. Конечно, голодные медведи не оставляют надежды покушать. Подъедают человеческий мусор, падаль, иногда домашних животных и людей. Летом их часто видят в реке Черчилль, пытающимися прыгать с камней на спины проплывающих мимо белух, но большинство китов всё-таки велики для медведей и легко скидывают последних. Единственная настоящая надежда для медведя – вытерпеть без еды два-три месяца, пока лёд снова не замёрзнет. Беременным самкам предстоит ждать без еды ещё больше – до 8 месяцев, они не могут выйти на лёд до тех пор, пока не родятся и немного подрастут дети.

Осенью, когда с дождём снова начинает идти снег, а со стороны океана дует очень холодный ветер, разбредшиеся по разным концам берега полярные медведи собираются в одну точку. Они знают, по опыту из года в год, что первым, раньше всех других мест, замерзание залива Гудзон начнётся именно отсюда. Они подходят к самой воде, ложатся на чёрные скалы, закрывают белыми лапами чёрные носы от холодного ветра и смотрят на воду. Это – начало ежегодной миграции полярных медведей.

Скорее, скорее бы она замёрзла! С тем как становится холоднее мишки начинают подходить к воде, соскальзывают на молодой лёд лёжа на животе и растопырив в разные стороны лапы, чтобы распределить вес. Выдержит или нет? Лёд проваливается, мишки падают в чёрную воду, выныривают и снова выходят ждать на берег. В тот день, когда лёд замёрзнет достаточно – все они уйдут, уйдут в один день. В первый же день каждого из них ждёт первый тюлень, которого они съедят целиком, не оставив даже костей. После того медведи будут есть только жир и кожу, оставляя всё тюленье мясо следующим за ними в хвосте песцам. Весна – главное время в жизни медведя, в это время рождаются молодые тюлени, любимая, самая глупая и простая в добыче еда. В попе медведя откладывается столько жира, что к концу весны он уже не может нырять – попа держит его над водой как поплавок. Потом лёд тает, медведь снова сходит на берег, снова худеет, снова ждёт зиму. И так каждый год.

Единственный природный враг полярного медведя – человек. Чуть менее 1000 полярных медведей убивают в год охотники, больше половины из них канадцы. Для северных народов Канады это важный промысел, шкура белого медведя стоит от 800 до 3000 долларов. В то время как индейцы имеют право ловить медведя бесплатно, бледнолицые охотники должны заплатить за лицензию. Лицензия на одну "охоту как развлечение" на полярного медведя в Канаде стоит от 18 до 20 тысяч долларов и доступна только богачам.

Главная проблема медведей – изменение климата. С 1970-ых дата таяния льда в заливе Гудзон сдвинулась на 3 с половиной недели, из-за чего медведи стали проводить меньше времени на льду в критическое для них весеннее время. Уменьшился средний вес полярного медведя, всё больше молодых и неопытных медведей умирают от голода не успев дождаться следующей зимы. Ещё более сложным положение медведей делает их низкая скорость размножения. Оплодотворение самки медведя происходит замедленно, через два-три месяца после совокупления и только если за это время самка сумела накопить достаточно жира, чтобы прокормить себя и детей в течение 8 месяцев. Почти никогда у медведей не рождается больше чем двое детей. Два-три года дети должны провести с мамой, прежде чем они смогут стать самостоятельными. С 1987-го по 2004-ый количество полярных медведей уже сократилось на 22 процента. Просто продолжая линейно текущие графики выходит, что медведей в мире полностью не станет в ближайшие 50 лет. Конкретно в заливе Гудзон им осталось лет 15-20. Last chance to see.

Говорят, что экотуризм связанный с полярными медведями был настолько популярен в прошлые годы, что в сезон приходилось искать места на два года вперёд. Побоявшись этого, я поспешил подготовить сани ещё весной. И сильно просчитался.
- Наш поезд очень ненадёжный, - сообщила мне хозяйка моего отеля, Мишель.
Я попытался учесть это, оставив между поездом и самолётом в Виннипег по 8 часов с каждой стороны. Я подозревал, что поезд может опоздать. Что я не подозревал, так это то, что поезд может уйти на 8 часов раньше.

На текущей территории города Черчилль индейцы жили с древнейших времён. Первыми европейцами побывавшими в этом месте оказались датчане. Приехали, поставили лагерь и флаг, назвали "Новой Данией", убили и съели полярного медведя и попытались перезимовать. Из 64 выжили только трое. Следующими пришли англичане. В городе Черчилль стали принимать меха для отправки в Европу. 40 лет англичане строили каменный форт для обороны города. Строили, строили и, наконец, построили. А вскоре к форту причалили несколько французских военных кораблей. Форт сдался без единого выстрела. Ради проформы французы разрушили одну из стен форта, сменили флаг и уплыли восвояси, не имев больше никаких идей, что делать со столь ценным завоеванием.

Железная дорога до города Черчилль появилась в 1929-ом году. Одноколейку строили исключительно долго и мучительно – большая часть пути проходит через вечную мерзлоту. Весь смысл этого предприятия заключался только в том, что фермеры Манитобы хотели иметь свой выход к морю, не зависящий от прохода через соседние провинции. Зерно грузилось на поезд, приезжало на север, откуда погружалось на корабли до Европы. Увы, у Канады нет своих ледоколов. А единственные в мире советские ледоколы не продаются, а только даются в прокат и только за очень дорого. Так в городе Черчилль появился единственный постоянный русский житель. Один из матросов просто сбежал с ледокола. Страшно подумать, что там с ними делали, что ему могло показаться, что в Черчилле жить лучше!

Во времена холодной войны Черчилль снова ожил. Американцы разместили в нём ракетную базу. До сих пор в тундре легко встретить множество странных обломков. В казармах квартировали до четырёх тысяч солдат, на порядок больше текущего населения города. Сейчас остались только брошенные строения, разбитые стёкла, разрушенные пусковые установки, растащенные и разбросанные по тундре куски старых военных компьютеров и прочего оборудования. Всё постепенно ржавеет и падает.

В середине лета мне написали письмо от железной дороги. Так мол и так, но старые пути съели бобры окончательно прохудились и мы были вынуждены добавить по 6 часов к расчётному времени пути поезда и изменить расписание. Теперь поезд выезжал из Виннипега на 8 часов раньше и приходил назад в Виннипег позже, всего за два часа до отлёта моего самолёта. С изменением расписания, поздравляло меня письмо, мы смогли значительно увеличить попадание нашего поезда в последнее. Делать нечего, пришлось менять день вылета самолёта (и платить за это деньги), а так же покупать на одну ночь дополнительно отель в Виннипеге. На обратный путь решил пока рискнуть. Вдруг правда, что всё значительно улучшилось, не просто же так они прибавили 6 часов к времени пути!

Ночью выбрался из аэропорта Виннипега пешком и дошёл до отеля, который оказался престранным заведением. Пульты дистанционного управления от телевизора выдавали только на кассе, чтобы не спёрли. Полутёмные коридоры заканчивались железными дверьми в камеры. Между ними бродили индейцы, причём вид у них был такой, что они живут в этом отеле постоянно. Кто-то даже продавал прямо в коридоре старые гостинничные стулья прямо из своего номера, по $ 5 за штуку.
Утром успел только посетить замечательный национальный музей Манитобы интересный выставкой всех самых лучших достопримечательностей провинции: 20 различных видов комаров (некоторые из них зимние!), 20 различных видов мошки, и 30 видов слепней. Поезд опоздал с отправлением ровно на час. Наконец-то мы выехали и поехали вперёд.

Сначала шли довольно резво, с максимальной для нашего поезда скоростью в почти 60 километров в час. За окном проносились бесконечные поля пшеницы. Поля-поля-поля-поля. Колёса громыхали. Поезд качало. Наступила ночь. Я попытался заснуть запрятавшись на богажную полку сверху. Не помогло - холодно и качает сильно.

В поезде существует своя интересная жизнь. Из недели в неделю, туда и обратно ездит поезд Виннипег-Черчилль. Проводник Дэйв играет на губной гармошке. Кто-то из пассажиров взял гитару. Все заперты в безделье как минимум на два дня. Все друг с другом перезнакомились, мне даже пришлось вспомнить немного французский: из Монреаля ехали дедушка с бабушкой, почти не говорящие по-английски. Другое развлечение – вагон-ресторан, в котором всё на удивление вкусно и недорого.

Пути проложены совсем не напрямую. Мы въехали в Саскачеван. Выехали из Саскачевана. С утра пейзаж за окном сменился. Поля закончились, мы въехали в болота. Болота-болота-болота. Низкие таёжные леса, первый редкий снежок. Жёлтые берёзы и лиственницы. Вокруг ничего, абсолютно ничего и никого, даже звери все куда-то исчезли. Никаких признаков человека, кроме время от времени мусора у путей, по-видимому брошенного из поезда. Из болота до сих пор торчат на треногах старые телеграфные (!) столбы. Нет даже стрелочников, каждый раз на объездах и поворотах на технические пути из нашего поезда просто выбегал один из железнодорожников, поезд останавливался, он передвигал стрелку, и мы двигались дальше. По старым деревянным шпалам рельсы положены так плохо, что идут буквально дугами. Насыпь существует только условно. Каждый раз въезжая в болота машинисты боятся, что поезд разнесёт пути в разные стороны и снижают скорость. В результате мы едем 8-10 километров в час!

Всё существует в каком-то своём, абсолютно иррациональном мире. В двух сидячих вагонах рассчитанных на 80 человек каждый едет максимум 20 человек в сумме, все такие же туристы как я. Да и то только потому, что после лета, когда железная дорога бастовала и поезда не ходили вообще никуда, компания устроила распродажу билетов с 60 процентной скидкой. Остальные 9 плацкартных вагонов стоят настолько дорого, что поезд их тащит абсолютно пустыми. В некоторых даже выключен свет и отопление.

Кроме трёх больших - станций не существует. Остальное только точки на карте, остановки по требованию. Мы проезжаем несколько крошечных индейских резерваций. Просто посреди леса, они не имеют никакой связи с внешним миром кроме этого поезда, а так же не имеют никакой возможности угадать когда этот поезд приходит и уходит. Заслышав гудок поезд окружают дворовые собаки, многие с больными лапами и глазами. Часть индейцев запрыгивают на подножки поезда, часть предают с проводником до следующей станции какие-то тюки. Мы едем дальше.

Один мой друг, услышал что я собрался в такую даль, пообещал мне, что путешествие на такое расстояние на поезде должно быть очень успокаивающим. Он не мог быть более далёк от истины. К концу второго дня весёлость становится истерической. Мы снова стоим посреди ничего. Час стоим, два стоим. От расписания мы уже опаздываем на 6 часов. Я начинаю предлагать другим пассажирам устроить бунт на корабле, взять власть в свои руки, завести мотор и поехать. Всем поддерживающим выдать бесплатно вина из вагона-ресторана.
- Почему мы встали?
- У нас отказала спутниковая связь.
- Зачем нам спутниковая связь?
- Мы не можем связаться с Томпсоном.
Мы стоим посреди леса в часе езды от города Томпсон, последний город на севере Манитобы, до которого ещё есть асфальтированная автодорога. Город существует вокруг шахты, где добывают никель. Оказывается, профсоюз запрещает машинистам поезда работать более 12 часов подряд. В результате машинисты ведут поезд не более 12 часов, доезжают до следующего большого города, где их сменяют следующие. Оказывается, мы не доехали до города Томпсон, но так задержались, что 12 часов прошло. Не доехав оставшуюся часть пути, наши машинисты бросили штурвал и ушли за горизонт. И теперь мы уже второй час не можем связаться с городом, чтобы от туда приехала смена на дрезине.

Через три битых часа за нами приехала автомашина форд, с приделанными к ней железнодорожными колёсиками, которая и привезла нам двух сменных машинистов. Мы поехали дальше. А на следующее утро уже началась тундра. С опозданием, но мы добрались. Оказывается, весь город до сих пор с ужасом вспоминает ЕДИНСТВЕННЫЙ за год раз, когда этот поезд пришёл по расписанию, в 7 утра. Жизнь города крутиться вокруг поезда, но так как так рано как в расписании он никогда ещё не приходил, то оказалось, что весь город ещё спал и его никто не встречал. Обычно жители просыпаются только когда слышат гудки паровоза, раз в три дня. Туристы приехали!

Не туристов мы не рассматриваем. Во-первых, их и встречать не надо. Во-вторых, это же ужас. Нет, я понимаю, если ты живёшь где-нибудь на Гавайях, тогда когда летишь домой в самолёте, то у тебя одного отпуск кончается, когда у всех остальных пассажиров он только начинается. Это обидно. Но насколько же обиднее, если это тоже самое происходит, когда ты живёшь рядом с северным полярным кругом. Так жить нельзя, поэтому исключительно из гуманитарных соображений я буду считать, что местные жители этот поезд не используют.
Погода определяется с потрясающей точностью по древней инуитской технологии, то есть при помощи кирпича на верёвочке.
Если кирпич мокрый, значит идёт дождь.
Если кирпич качается, значит ветер.
Если кирпич горячий, значит светит солнце.
Если кирпич холодный, значит на небе тучи.
Если кирпич белый, значит идёт снег.
Если кирпич посинел, значит холодно.
Если кирпича нет, значит пришёл торнадо.

По-хорошему говоря, из города никому не рекомендуют выходить самостоятельно, по крайней мере, местные не выходят в сезон без ружья – отгонять медведей. Если выезжаешь – не выходи из машины, человек вдали от машины – лёгкая добыча. Если у дороги встречают медведя, то вешается специальная табличка: "стоп, не выходи здесь из машины".

Иногда самые отчаянные медведи заходят в город. Такие медведи отправляются прямиком в медвежью тюрьму. Сезон только начался, а в тюрьму попало уже двое. Один за ночь перед нашим приездом разворотил стальные ворота перед входом в госпиталь, вошёл внутрь, пожрал часть медицинского оборудования. Попавших в тюрьму медведей не кормят и даже не дают им воды несколько месяцев. Когда появляется первый лёд их берут на вертолёты и сбрасывают прямо на лёд в 40 километрах от города. Каждому медведю дают всего три шанса. Когда один медведь попадает в тюрьму третий раз, его уничтожают. Впрочем, aen4u говорит, что правило трёх раз для медведий все-таки некоторое время назад отменили.

Моя охота тоже пуще неволи и первым делом я спросил у Мишель совета, где проще всего встретить медведя. В прокате мне достался старый американский пикап 70-ого года постройки, проехавший уже 350 тысяч километров. Ничего новее в городе просто нет – с тех пор машин не завозили. А вот как можно было умудриться в городе, где кроме главной улицы нет ни одной асфальтированной дороги проехать 350 тысяч, для меня уже полная загадка. В пикапе не закрывалась ни одна из дверей (все замки были сломаны), а багажник наоборот невозможно было открыть. Стратегическими для встречи с полярным медведями оказались следующие места.
- Берег реки Черчилль.
- Берег моря, где мишки ждут погоды.
- Городская свалка, так же известная как медвежий ресторан. Пару лет назад под требования экологов в городе построили мусоросжигательный завод, но его пришлось закрыть через год работы, так как мишки просто физически не дали рабочим сжигать их любимый мусор.
- Ферма собак хаски.

Жизнь человека в городе Черчилль совсем не проста. Большинство жителей даже не могут себе позволить нормально питаться. В тундре ничего не растёт кроме редких ягод, все свежие овощи и фрукты безумно дороги, своего животноводства тоже нет, все попытки кончались замерзанием животных и очередными битвами за трупы с полярными медведями. А с медведями шутки плохи. Фактически единственная еда – замороженное мясо. В городе очень много ездовых собак. Они – транспорт на зиму и привлечение туристов. Их жизнь – ещё хуже человеческой. Никто из них никогда не видел собачьего корма. Раньше их чаще всего кормили охотой – поставят капканы на лисицу и песца, шкуры сдерут, а мясо собакам, но сейчас большую часть время собаки получают тоже только замороженное мясо. Чтобы не привлекать медведей в город, собак запрещено держать рядом с людьми. В результате они сидят на привязи в разных местах за городом, именуемых собачьими фермами. Каждая на своей цепи, вокруг которой хаски вытаптывает глубокий круг. У многих нет даже будок. Лишь 70 процентов из них переживут зиму. Для медведей собака на цепи лёгкая добыча. В городе нет ни одного ветеринара.

Точно никто не скажет, так как по закону оставлять медведю какую-либо еду строго запрещено, но жить то как-то надо. Каждый год, в сезон, к ферме подходят несколько полярных медведей. По слухам трём крупным самцам достаётся немного замороженного мяса из собачьей еды, в обмен они не едят собак сами и не подпускают к ним других медведей.

Найти место долго не удавалось. Все протоптанные машинами в тундре дороги похожи друг на друга, а никаких указателей нет и спросить некого. Несколько раз попадались какие-то заброшенные дома, но они были либо наглухо закрыты, либо разрушены. Я выходил то там, то там. Бродил вдоль кромки океана, смотрел на мрачные, чёрные волны. Лазил по камням. Любовался тундрой. Полазил по обломкам упавшего самолёта. И не видел ничего и никого живого. Наконец-то откуда-то послышался лай собак. Поехав туда, я увидел пикап и множество собак. На пикапе ехал мужик и бросал собакам замороженное мясо. Заглушил мотор, выпрыгнул из машины, радостно подбежал к мужику.
- Понимаете, я тут приехал искать белых медведей, слышал они тут бывают… – начал было я.
- Назад! Быстро! В машину! Медведь! – закричал в ответ Брайан.
- Где? – радостно закричал я.
- Вот!

Лежащего мишку, а они к тому же ещё от холода закрывают лапами чёрные носы, совершенно невозможно отличить в скалах от белого камня.

Медведь мной немного заинтересовался, но на всякий случай струсил. А то чего это я гуляю, вдруг у меня ружьё? Медленным шагом мишка направился к каким-то кустикам (настоящего леса в тундре не растёт) и спрятался в них. То есть как спрятался – голова спряталась, а попа торчит. Потом мише надоело прятаться. Он опустил попу, поднял голову и посмотрел прямо в глаза.

Пошёл мне за спину, обошёл где-то метрах в 20 за спиной, остановился, подумал. И нагло показал язык.

Третий мишка прятался где-то, а второй вальяжно разгуливал вдоль берега на фоне старого ржавого корабля Итака, который когда-то принадлежал Муссолини. Из-за волн на море казалось, что корабль до сих пор куда-то плывёт.

Тундра одновременно мрачна и удивительно красива. Много красного и жёлтого. Иногда встречаются низкие деревца. Граница тундры и такого леса называется тайгой. У бесконечных болот встречаются снежные гуси.

Тундреные куропатки ещё не сменили летним краскам.

Обещанного арктического зайца, песца, чернобурки, лисицы, карибу и лося встретить не удалось. Медведи больше близко не подходили, а может я просто их не видел. Единственным весёлым моментом было, когда старый пикап неожиданно отказался заводиться в 30 километрах от города. Снег с дождём шёл, хотя и не лежал – сильный ветер с моря всё сносит. Идти пешком до города через медвежью страну равносильно получению дарвиновской премии. Сотовой связи там естественно нет. Ждать другой машины на холоде можно ни один день. Но не успел я испугаться, как машина передумала и завелась после очередной попытки. Вот поэтому-то никто и не любит американские машины.

Официально медеведей рекомендуется смотреть со специальных тундраходов – специальных машин на гигантских колёсах. В обычные годы найти место на таком тундраходе очень сложно, но видимо из-за кризиса (а путешествия к медведям стоят дорого), в этом году многие отказались и поэтому наш тундраход отправился полупустым. Несмотря на это развлечение оказалось не очень радостным. Усталые и голодные медведи большей частью просто спят. Тундраходы слишком высоки, чтобы медведи могли на них запрыгнуть и съесть всех туристов, поэтому мишки их просто игнорируют. А скучающие туристы пытаются им кричать или пугать их тормозами, чтобы растормошить для фотографий. Разве же так честно?
На обратном пути поезд вышел по расписанию. Закрыл двери, отъехал от станции ровно две минуты (то есть хвост еще остался на платформе), и встал ровно на час. Поезд продолжать жить какой-то своей жизнью, предсказать которую не могут даже машинисты. На следующий день в город Томпсон мы опоздали на полчаса. Тем не менее, статистика не радовала. Рисковать было нельзя. Я сошёл с поезда, и целый день бродил по городу металлургов чтобы в 10 вечера сесть на автобус до Виннипега.

Ночью в автобус погрузились несколько индейцев, а еще несколько передали с водителем снова какие-то тюки. Мы поехали!

После канадского поезда современный автобус кажется чудом прогресса. Он едет! Быстро! Вперёд по свежему снегу. Отъехав от города всего несколько километров, в полной темноте мы вскоре чуть-чуть свернули с дороги в грязь, чтобы забрать ещё какого-то индейца из соседней резервации. С другой стороны стоял пассажирский поезд! Наш поезд!

Оказалось, что сразу после выезда из города Томпсон под поездом всё-таки разъехались несчастные рельсы. Поезд стал пытаться сдавать назад и это закончилось тем, что, извините за цитату, "отвалился двигатель". Железная дорога сдалась и пассажирам выдали в вагоне ресторане бесплатные обеды и скидку на следующий раз.

За это время я успел исходить весь центральный Виннипег. Очень понравились старые дома и белый снег на земле. Обоих в Ванкувере очень не хватает. Много полуразрушенных каменных зданий, мрачное, серьёзное запустение. Водитель автобуса посоветовал мне ни в коем случае не болтать с незнакомцами. Кроме одного пьяного индейца никто впрочем ничего и не спрашивал, а что спросил индеец я так и не смог понять. Даже работающий ещё магазин торговой компании Гудзонов Залив оказался неухоженным, как будто всем всё равно что с ним происходит: половина товаров украдено, пол нижних этажей буквально раскидан порванными упаковками, на стенах надписи а многие продукты надкусаны. Во всём есть какая-то суровая красота веса истории и одновременного ощущения, что могущество уже в прошлом. Купил книгу про Луи Риела и восстание метисов на Красной реке, которую сейчас с удовольствием и читаю.

Потом сел на самолёт, вернулся в Ванкувер. Перевёл часы, пришёл домой.

Оказалось, что поезд Черчилль-Виннипег все-таки пришёл в Виннипег. На 7 часов позже расписания, одновременно с тем как я вернулся в Ванкувер.

Теперь осталось только сесть у воды и ждать когда замёрзнет. Скорее бы зима.

Карлсон Китя.