Из серии: Наши земляки в истории Канады.
 «Спасибо нашей счастливой звезде, что мы жили в то же время, что и Рахманинов, и слышали его...» W. J. Henderson (1930).            После Первой Мировой войны во многих городах Северной Америки появился большой спрос на лучших и ярчайших в мире музыкантов. Этот спрос в значительной степени возник благодаря улучшению

 
железнодорожной инфраструктуры. Не избежал этой участи и Виннипег, который будучи крупным транспортным узлом уже в первой четверти 20-го века находит признание большого музыкального центра. Многие видные исполнители посетили Виннипег в начале 1920-х годов, включая английского пианиста Майра Гесса и Альфреда Корто  из Франции. Одним из самых выдающихся пианистов, приезжавших в город, был русский музыкант Сергей Рахманинов (1873-1943), который выступал в Виннипеге дважды в 1923 году и в 1925 году. Рахманинов был не просто пианист, но и известный композитор и дирижер. Во время его второго визита одна из его популярных композиций стала поводом к памятной встрече между композитором и оркестром полка Принцессы Патриции, чему и посвящена эта история.

(На фото:
Рахманинов за фортепиано, около 1930. При игре в общественных местах русский композитор обычно выступал в аскетичной обстановке.
Источник: Culver Pictures Inc.)

В 1909 году Сергея Рахманинова убедили оставить на время родную страну и провести американский тур, что обернулось большим успехом. Примечательно, первое исполнение его, известного сейчас, третьего концерта для пианино в ре миноре. Премьера симфонии проходила в Нью-Йорке под руководством Вальтера Дамроша. В ходе этого тура он выступал со многими из лучших оркестров Восточного побережья: Бостонской, Филадельфийской и Нью-Йоркской филармониями. Постоянный дирижер тура был композитор Густав Малер. Рахманинов играл свой новый и довольно сложный концерт под руководством Малера и был очень впечатлен подходом австрийского мастера к ведению концерта. Позже в своих воспоминаниях он заявил, что «Малер был дирижером, которого я считаю равным по классу с Никисчем (авт. Arthur Nikisch – знаменитый венгерский дирижер). Он посвятил всего себя сопровождению концерта, который является довольно сложным, практически достигнув точки совершенства».  Это был комплимент, плата одного перфекциониста другому.  В ходе проведения этого первого американского турне Рахманинов также побывал в Торонто, где в конце ноября исполнил свой популярным второй концерт.

Эта поездка не стала последним визитом великого русского музыканта в Канаду, хотя в то время, маловероятно, что его привлекала идея снова вернуться в Северную Америку. Причина в сильнейшей привязанности Рахманинова к Отечеству. Хотя тур 1909-го был необходим для его карьеры, его тяготило пребывание вдали от родной России. В письме из Нью-Йорка своей кузине, Зое Прибытковой, он жаловался на то, что «я очень занят и очень устал. Вот моя постоянная молитва: Господи, дай мне силы и терпение. Каждый относится ко мне с уважением и любезностью, но я ужасно скучаю со всеми ними». Он поведал ей, как тяжело ему быть в «этой проклятый стране», где вокруг ничего, кроме «бизнес-бизнес». Как один из ведущих мэтров Российской культурной жизни он жаждал вернуться в свой собственный мир, во многих отношениях уникальный, который был ему близок, и который будет оставаться таким до политического кризиса 1917 года. В году, в котором закончилось благополучие музыкальной судьбы Рахманинова в пределах границ своей страны.

Начиная с царствования Петра Великого (1672-1725), огромная страна установила курс на отказ от ее по существу азиатских символов в направлении европейских моделей политики и культуры. Однако вопрос о том, как найти наиболее удовлетворительный способ завершить этот синтез был одним из основных вопросов России в 19 веке. Решение состояло в освобождении населения от произвола власти, изменении азиатского стиля деспотичного правления и финансового контроля. В конце девятнадцатого века сторонниками реформы были многие, при всё большей степени поляризации между конституционалистами и  революционерами. Однако долгожданный всеми переворот 1917-го быстро вернул страну к азиатской стороне деспотической шкалы политического правления.

Травматическое влияние политической катастрофы на культуру, вызванное событиями 1917 года историки стремились охарактеризовать с помощью некоторых удобных  фраз. Термин «Серебряный век» вошедший в лексикон, особенно в том, что касается литературы, завуалировал чувство упадка, декаданса, застенчивым эстетизмом и экспериментаторством. Литературный историк, Г.Струве, предпочитал рассматривать эти годы с точки зрения дореволюционного «Ренессанса». Позитивное творчество и энергия, которые характеризовали большую часть Российской экономической и культурной жизни с 1890 до революции были действительно замечательными. В искусстве особенно, имели место объединение талантов и европейское влияние. Смелые инновации в сочетании с более консервативными традициями производили весьма примечательные явления в искусстве. За Русскими сезонами Сержа Дягилева в Париже в 1907 году последовал его наиболее известный балет Russes. В 1898, был основан Московский художественный театр Станиславского, театр, который вскоре оказал далеко идущее влияние на Европейское, Британское и американское видение режиссуры. Там, казалось бы пассивные пьесы Чехова, комбинированные с идеями психологии и реализма, поместили Москву в центр мирового авангарда. Однако, если охарактеризовать дух этого «Серебряного века», становится ясно, что многие тенденции были противоречивы, и что творчество и реформы витали в воздухе и переплетались около любой области деятельности.

Разочарование от движения к вестернизации является достаточно вероятной интерпретацией и для современной российской истории. Для многих представителей верхних слоев общества, со времен Петра Великого, было характерно увлечение импортом европейских идей и их адаптацией к ситуации в России. Насаждение просвещения в России было одним из великих страстей Екатерины Великой. Павел Игнатьев, (1870-1945) последний министр образования царя Николая II, был либеральным реформатором, а затем стал постреволюционным эмигрантом в Северную Америку. Михаил Игнатьев, современный канадский политик говорит о своем деде и его современниках: «…они были первым поколением, пытавшимся примирить свое европейское и свое российское тождество, и они были последними».

Сергей Рахманинов, был превосходным представителем этого «Серебряного века». В 1896-м, после смерти его героя и наставника, Петра Чайковского, Рахманинов быстро стал ведущей фигурой в музыкальной жизни России, был связан с оперой Мамонтова, Большим театром, Санкт-Петербургской Imperial Opera, русским музыкальным обществом и многими другими организациями.  Он был знаком со многими из великих деятелей того времени, в том числе Чеховым, Станиславским, Дягилевым и Римским-Корсаковым. Писатель-реалист Максим Горький, легендарный бас Федор Шаляпин и сам Рахманинов, все родились в радиусе 100 км друг от друга вдоль Волги и в одно время. Они стали друзьями. И все они также стали изгнанниками, хотя Горький примирился с новым режимом и вернулся домой, чтобы нести «силу разума» среди большевиков.

Не существует никаких сомнений, что в сознании Рахманинова, его уникальный мир исчез. Хотя он положительно отнесся к конституционной агитации 1905 и к изменениям февраля 1917, музыкант быстро разочаровался во временном правительстве Керенского и затем остро не принял события октября, когда большевики захватили власть. О последних днях до своего отъезда из России, он вспоминал: «… как только я лучше понял людей, которые вершат судьбу нашего народа и всей страны, я увидел с ужасной ясностью начало конца — конца полного ужаса, возникновение которого было просто вопросом времени». В конце декабря этого года, Рахманинов и его семья отказались от семейного имения на Черноземьи вблизи Тамбова и покинули Россию навсегда. Это было не простое решение для человека, сорока четырех лет с семейными обязанностями, когда было разрешено вывезти из страны только 500 рублей. Перед  отъездом он выразил свою обеспокоенность по поводу финансов коллеге в Московской консерватории, который ответил ему: «…но, мой дорогой друг! Вы должны бы в последнюю очередь об этом беспокоиться. Ваш капитал здесь!» и он указал Рахманинову на его руки. Семья провела первый год изгнания в Швеции и Дании. Хотя, будучи в Копенгагене, он получал многочисленные предложения из Соединенных Штатов принять ведущие позиции, он отказывался, сомневаясь, что сможет освоить обязательства в такие короткие сроки. Вместо этого Рахманинов начал проводить подготовительную работу для новой карьеры, как пианист.

Норвежский пароход Bergensfjord, вышедший из Осло 1 ноября 1918, прибыл в Нью-Йорк 10 Ноября. Рахманиновы были на борту. Возможно, это был лучший день для нового начала в Северной Америке, так как на следующий день, к всеобщему облегчению, было объявлено перемирие в мировой войне. Среди тех, кто вёл войну в Европе, было одно подразделение, которое среди прочих, заслужило отдых, обещанный перемирием: это был канадский полк Принцессы Патриции, полк, который участвовал в войне с конца 1914 года.

3 Августа 1914 года за день до того, как Великобритания объявила войну Германии, тридцатитрехлетний Эндрю Гамильтон Голт, Капитан королевских горцев Канады, отправился в Оттаву с предложением к Сэму Хьюзу, министру милиции и обороны. Обеспокоенный скоростью, с которой события разворачивались в Европе, Голт предложил собрать и оборудовать за свой счет силы для использования в войне, если она будет объявлена.  Это был отчетливый жест в стиле XIX-го века, возможно последний в своем роде. Через связь с лейтенант-полковником Фрэнсисом Фаркухара, секретарем военного генерал-губернатора Канады, герцога Коннаутского, механизмы для создания новых сил были согласованы и завершены к 8 августа, включая назначение Фаркухара командующим. Дочь генерал-губернатора, Её Королевское Высочество принцесса Патриция Коннаутская стала покровительницей полка. Так появилось подразделение, которое  должно было стать одним из самых известных полков Мировой войны. Он был одним из первых подразделений принявших бой в 1914 году и одним из последних, оставившим поле боя  в 1918 году. 9 апреля 1917 года, король Георг телеграфировал Оттаве: «Канада будет гордиться теми, кто сложил голову, принимая участие в бою за Vimy Ridge». Семьсот пятьдесят бойцов полка погребены во Фландрии.

Но помимо, несомненно основных, боевых достижений, у подразделения была еще и своя музыкальная история, начавшаяся с волынщиков, которые присутствовали на первоначальном наборе в Торонто в 1914 году. Там к командиру полка подошел некто Дж. Колвилл,  выразивший желание «сопроводить полк с трубами во Францию и обратно». Это предложение было принято и Колвилл собрал полностью оборудованную группу музыкантов с духовыми инструментами из Эдмонтона. Так родился первый полковой духовой оркестр. В 1917 году он был доукомплектован дополнительными инструментами и возглавлен  W.O. Williams’ом, погибший позднее  в бою. И когда позже,  уже в 1918 году, утром 11 ноября полк принцессы Патриции, с музыкантами во главе колонны, входил в Монс, колокола главного собора города встречали его мелодией из «O, Канада»
(На фото:
Музыканты канадского пехотного полка принцессы Патриции во Франции, 1918.)

По возвращении полка в Канаду в 1919 году военное руководство решило, что подразделение должно быть сохранено в качестве постоянной единицы Канадских вооруженных сил. Капитан T. W. James, бывший капельмейстер шотландской гвардии был назначен дирижером и руководителем оркестра. Музыканты, которые прошли через Мировую войну в различных британских колониальных полках, выразили желание присоединиться, и в короткое время было организовано ядро будущего замечательного музыкального коллектива. Полк был назначен в казармы Осборн в Виннипеге, и позже, с этой базы оркестр сделал много туров по Западной Канаде, выступал в парках, театрах и на местных выставках.
(На фото:
Принц Уэльсский инспектирует Оркестр Принцессы Патриции на CPR станции в Виннипеге, 1920.
Источник: CPR Broadcasts)

С момента зарождения ансамбля полка Принцессы Pat в окопах Первой Мировой, коллектив постепенно трансформировался в послевоенные годы в нечто гораздо большее. «Это действительно оркестр, с великолепными тональными качествами, балансом, ритмическим чувством и художественной чувствительностью первоклассного оркестра». Его репертуар был оркестровый, хотя также разрабатывались  программы и «на вкус всех типов аудитории». Как и  Рахманинов, в 20-х группа стала странствующей. В репертуаре коллектива была очень популярна Прелюдия C# минор Российского мастера. Судьбе было угодно, чтобы пути оркестра и великого пианиста пересеклись.

Немного удивительно, но в 1918 году Рахманинов, решил принять напряженный образ жизни пианиста, вместо оседлой жизни дирижера. На протяжении всех 20-х годов Рахманинов, будучи в рассвете творческих сил, практически ничего не писал. Зато результатом этого стало то, что в первое десятилетие его жизни в изгнании, очень много людей в Северной Америке и Европе смогли услышать его, как великого пианиста, выступающего на достаточно регулярной основе. Канада не была исключением, и в 1923-1925 граждане Виннипега приветствовали виртуоза в местных концертных залах.

Его первый визит пришелся на 19 февраля 1923 г., после выступления 16 февраля в Massey Hall Торонто, «где он привлек одну из крупнейших аудиторий, которую когда-либо собирал новичок в городе». В канадской прессе сообщалось, что в Соединенных Штатах, как правило, все билеты были распроданы и что в отношении местных представлений, ожидаются выступления в Виннипеге, Саскатуне, Кеноре, Брэндоне и многих других относительно некрупных городах. В Виннипеге он исполнил программу из Бетховена, Шопена, Шумана, Листа, Мошковского, и некоторые из его собственных работ, включая, конечно, знаменитую Прелюдию. В восторженной рецензии «L.S.» на Вечерний спектакль отмечалось, что толпа зрителей «оставалась  на местах до тех пор, пока не осталось никакой надежды на продолжение выступления».

А Оркестр полка Принцессы Патриции отправился на гастроли в Англию, где он выступал в течение шести недель, получив большое признание, на выставке Британской империи в Уэмбли. Оркестр принял участие в трансляции выступления на одной из крупнейшей радиостанции Европы Savoy Hill. После успешных и хорошо принятых публикой выступлений в Альгамбре и Палладиуме было много предложений остаться в Англии, предлагалась серия из 40 воскресных вечерних концертов в главных театрах Лондона.
(На фото:
Принцесса Патриция (леди Ramsey) с герцогом Коннаутским и капитан T. W. James, руководитель оркестра Принцессы Pat на Уэмбли, Англия в 1924 году.
Источник: CPR Broadcasts)

В это время в Канаде, где пассажирские железнодорожные перевозки на междугородних рейсах по Северной Америке набирали обороты, все основные железнодорожные компании приступили к строительству отелей в городах, являющихся транспортными узлами. Так в 1904-м году, CPR поручил построить в Виннипеге новый отель Royal Alexandra Hotel, в непосредственной близости от станции Point Douglas. А Canadian Northern в 1911-м строит Fort Garry Hotel  у станции Main Street.  

(На фото:
Оркестр Принцессы Патриции в Royal Alexandra Hotel, 1924.
Источник: CPR Broadcasts)

В то же время Сэр Генри Торнтон, президент государственной Канадской национальной железнодорожной системы, будучи новатором, в 1923-м году инициировал использование радио для железной дороги. В 1924 в интересах пассажиров и других потребителей была запущена система радиостанций. Музыка, новости, отчеты фондового рынка, путешествия, сказки и хоккей представили основные ингредиенты программы. Поэтому, к тому времени, когда Оркестр принцессы Патриции вернулся из его успешного Английского тура, обе флагманские гостиницы Виннипега стали важными центрами радиовещания. Станция CNRW работала на седьмом этаже отеля Fort Garry. А в Royal Alexandra Hotel под радиовещание был отведен хорошо оборудованный Зал с хрустальным шаром. На момент второго визита Рахманинова  в Виннипег все технические недостатки были устранены и радиовещание прочно вошло в жизнь города.  

(На фото:
Отель Royal Alexandra Hotel, Виннипег, около 1910. Открыт в 1906 году. Служил одним из главных роскошных отелей в городе до его закрытия в 1967 году. Был известен за его большую ротонду, фрески, чайную комнату и зал Crystal Ball. Снесен в 1971 году.)

Его второй концерт в городе, в марте 1925, проходил в другом излюбленном месте Виннипега 1920-х годов, в Центральной Церкви Конгрегации. В его программе вновь упор на романтиков, Шопена, Шумана и Листа. В своем обзоре концерта Mary Manners предположила, что «представляется некоторые родство между Листом и Рахманиновым». Интуиция ее не подвела, Рахманинов действительно учился игре на фортепиано у своего кузена Александра Зилоти, талантливого профессора музыки Московской консерватории и одного из любимых учеников Листа. И конечно, Рахманинов должен был играть его знаменитую Прелюдию в C# миноре.

Феноменальный успех этой прелюдии, написанной автором, когда ему было всего 19 лет, преследовал Рахманинова постоянно. Она несомненно заняла достойное место среди произведений для фортепьяно и служила одним из образцов для студентов стремящихся повысить свой уровень. Но по свидетельствам современников создавалось впечатление, что он ненавидит это произведение. Это предположение было ошибочным, просто его беспокоил тот факт, что ему приходилось исполнять прелюдию всякий раз, когда он видел вблизи фортепьяно. Когда в 1918 году Рахманинов вернулся в Америку, прошло уже девять лет с момента его триумфального американского тура 1909, и возникал вопрос о том, как хорошо его помнит публика. На что Von Riesemann писал, что никогда не было какой-либо опасности, что его имя будет забыто, - хотя бы из-за Прелюдии, «до сих пор пожилые любительницы фортепьяно во всех концертных залах, кафе, гостиных и одиночных студиях сохранили её в памяти». В том же году американский пианист родом из Одессы, Benno Moiseiwitsch, известный исполнитель музыки Рахманинова, передает содержание письма, которое он получил от одного из поклонников Рахманинова. В этом письме рассуждения о смысле знаменитой Прелюдии, -  «…она описывает муки живого еще человека, заколоченного в гробу…». Рахманинов ответил сухо, что если произведение вызывает в чьем-то воображении определенные образы, то не в его силах развеять эти иллюзии. Рахманинов был на самом деле способен получать удовольствие от любых новых и свежих идей, таких, как случай в 1932 году, когда он услышал исполнение свой прелюдии в джазовой аранжировке, которую сделал американский композитор  Ferde Grofe, автор Гранд-Каньон Сюиты. Сергей Васильевич кроме того был большим приверженцем технического прогресса, причем не только в отношении автомобилей или катеров, которыми он в Америке очень интересовался, но и именно в музыке. Первый его контракт с Эдисоном по поводу записи его выступлений был еще в 1918-м году. Затем контракт с Виктором в 1920-м. Многие из его выступлений сохранились благодаря сотрудничеству с Charles Stoddards’s Ampico Company, которые делали записи на фортепьянных рулонах. Эта открытость может помочь объяснить его ответ на специальный запрос от руководства полка Прицессы Рat во время визита 1925 в Виннипеге.

Как и в случае многих российских музыкантов в середине и в конце XIX века, среди предков Рахманинова было много военных. Сергей Васильевич был Патриот, который в годы войны, потратил много времени, энергии и денег для оказания помощи России. В дисциплине его творческой жизни видится естественное родство с дисциплиной армейской, и может быть поэтому он положительно откликнулся на просьбу капитана Джеймса дирижировать Оркестром Принцессы Патриции в исполнении его знаменитой Прелюдии, в изложении для симфонического оркестра. Не ясно, было ли это выступление изначально задумано для радиотрансляции, но можно предположить, как это произошло. Рахманинов прибывал на поезде из Торонто и должен был остановиться при отеле Royal Alexandra. Его присутствие в отеле было хорошо известно капитану Джеймсу и сотрудникам CPR Broadcasts. В итоге было предложено провести выступление в Зале с хрустальным шаром с одновременной радиотрансляцией. Позднее композитор с большим удовольствием вспоминал компетентное исполнение его композиции».

Рахманинов поддерживал строгий концертный график семь лет, и 1925 год отмечен еще одним водоразделом в его карьере. Хотя он не прекратит давать концерты в оставшиеся годы его жизни, он стремится взять «отпуск» и вернуться к сочинению новых произведений. В декабре 1925 года он начал работу над концертом для фортепиано № 4 (Op. 40). Он продолжал работать практически до самой смерти в 1943 году, и в этот период создал значительные, «отполированные» произведения, получившие большой успех у публики.

Оставаясь в целом осмотрительным в отношении политики после его переезда в Америку, он тем не менее укрепил свое отчуждение с советскими властями в 1931 году, когда он вместе с Ильей Толстым (исследовал Север Манитобы) и Иваном Остромысленским подписался под решительным письмом в Нью-Йорк Таймс, опротестовывая мнение известного индийского поэта, Робинграната Тагора, который похвалил советские усилия в области общественного образования.
Рахманинов никогда не вернулся в Россию, но во многих отношениях, он никогда её и не покидал. Меланхолия, которая так много отражена в его музыке была запечатлена на его лице для всех, кто его видел. Его редко видели улыбающимся в общественных местах, и только в кругах российских эмигрантов понимали его любовь к хорошей шутке и его своеобразное чувство юмора. Другой известный российский музыкальный изгнанник, Игорь Стравинский, описывал Рахманинова как «шесть нахмуренных футов». Этот аспект был замечен рецензентом Massey Hall на концерте в Торонто, ещё до первого появления пианиста в Виннипеге: «... Первое впечатление, когда Сергей Рахманинов вышел на платформу прошлой ночью было, что он является трагической фигурой».

Информацию подготовил Александр (Savva) Савченко
по материалам http://www.mhs.mb.ca
 http://ru.wikipedia.org/ и
http://www.maisongabrielleroy.mb.ca/

Все размеры фотографий при клике увеличиваются.